Евгений Раевский. От белиберды – к плагиату, от плагиата –
к абракадабре (о творчестве Александра Темникова)
Ах, какое блаженство – знать, что я совершенство!
Из песенки Мери Поппинс
Честно говоря, я относился к герою своей статьи Александру Темникову совсем не плохо и старался всячески ему помочь и поощрить в прошлом деревенского паренька, да и на пенсию с достоинством отправить… Но как говорится: можно паренька вывести из деревни, а вот деревню из паренька вывести невозможно. Рано или поздно она проявляется, а в данном случае начинает прогрессировать.
Широкий резонанс в литературной среде получило открытое письмо председателя секции поэзии РМСП Дмитрия Киршина, повествующее о многочисленных фактах плагиата в произведениях Александра Темникова, но об этом уже много сказано, и поэтому я постараюсь проанализировать творчество А. Темникова в другом ключе. Передо мной новая книга Александра Темникова «Внезапные строки», вышедшая в свет в Минске в 2014 году. Открываю первое стихотворение «Клубок мгновений» и читаю:
Пряду я нить былых мгновений,
Наматываю на клубок,
Он – снежный ком седых волнений,
Не тающих за долгий срок…
Нить прядут из чего-то и сматывают в клубок, а у нашего автора – снежный ком, который он слепил из «седых волнений». Грел, грел этот ком, а он вот не тает «за долгий срок». Сколько надо выпить водки или как сильно обколоться, чтобы написать такой бред?! Откуда тут часть снежной бабы, поседевшей от неизвестного горя-волнения?
Читаем дальше:
И тени двух переплетений,
Давно исчезнувших, живут
Среди разбуженных сомнений
И пепла от истлевших пут…
Какие тени, от каких это двух переплетений, да ещё якобы давно исчезнувших, живут? Чьи сомнения разбужены? Какой огонь превратил в пепел уже истлевшие путы, да и путы-то эти из чего? Кто кого запутал? А может быть, наш «поэт» сам запутался в абсолютно чуждом ему мире Её Величества Поэзии, который явно, резко выталкивает его наружу и подвергает автора всеобщему осмеянию.
Следующую строфу трудно охарактеризовать иначе, как импульсивная абракадабра:
Освобождаюсь от мучений
Движеньем, сотканным из мук,
Дивлюсь я лёгкости мгновений,
Так неподъёмных одному…
Хотелось спросить Вас, Александр Петрович: от каких это мучений Вы освобождаетесь? Что это за «движение, сотканное из мук»? Какими Вы любуетесь мгновениями, такими лёгкими, которые, однако, и поднять-то один не можете? Сколько пальцев Вы обсосали своих, а может быть, и чужих, чтобы написать эту белибердень?
Насилую себя, но не могу не закончить разбор этого стихотворения, ибо автор сам призывает в своём предисловии «принимать или судить внезапные строки».
В клубок смотаю расстоянья
До дней, что сцеплены в кольцо,
И жмёт оно, впиваясь гранью
Сильней, чем клещи кузнецов.
Рисую образ всех мгновений,
Мной припасённых тайно впрок,
И исчезает тень сомнений,
Что нас дурачили хитро.
Ни в какие «клубки» смотать эти непонятные расстояния невозможно. Полагаю, что ни один человек на свете не поймёт, что это за дни, сцепленные в кольцо, что это за одна единственная грань на этом кольце, на что она жмёт? Да и как-то клещи множества «кузнецов» с этой «гранью» не вяжутся напрочь. Но автор ещё и большой «художник». И он тайно припасённые впрок мгновения нам враз нарисует, чтобы исчезла какая-то одна тень множественных сомнений, что кого-то (даже не автора, а нас) хитро дурачили. Но быстрей всего в своих снежных клубках совершенно запутался сам автор – и дурачит сам себя.
Вдумайтесь:
О весне напишу – об апреле, о мае, о марте.
Все вы рода мужского, а вместе назвались весной.
Над землёю летите по времени, а не по карте,
Словно рыбы, вы мчитесь вдогонку за хитрой блесной.
Автор сам акцентирует, что месяцы рода мужского, но почему тогда в последней строке они ассоциируются с рыбами, которые рода женского? Каким образом эти рыбы стали летучими? За какой такой «блесной» они летят? Кто её в небеса забросил?.. Можно комментировать дальше, а можно посоветовать нашему «поэту» обратиться к врачу соответствующего профиля. Ладно, подождём… Не знаю, как читатель, а я прихожу в ужас:
Март, устав от зимы, как моряк от немыслимой качки,
Выпивает снега, прислонившись к апрелю плечом,
И, зевнув широко, как медведь после временной спячки,
Мужиком во хмелю запоёт прилетевшим грачом.
Читатели мои любимые, видали ли вы когда-нибудь грача, похожего на пьяного мужика? Совсем что-то плох наш герой. Понимает ли он вообще, что такое поэзия?..
Неужели за этот вот малограмотный бред почти каждый месяц награждают дипломами так называемых интернетных литературных конкурсов? Как может человек, не написавший ни одного достойного стихотворения, вообще в этих конкурсах участвовать? Кто в жюри этих конкурсов – такие же литературные ничтожества? Поражаюсь:
Хочу запомнить наперёд
И солнца луч, и голос фуги,
А перед тем, как час пробьёт,
Мгновенья выкрасть у разлуки…
Кто бы мне объяснил, как можно наперёд что-либо запомнить? (Надо полагать, не увидев.) Почему только один луч хочет запомнить автор? И знает ли автор, что музыкальный термин «фуга» означает многоголосье? Чем можно объяснить желание автора украсть мгновения у разлуки непонятно с кем и в какой-то «бьющий час»? Впрочем, необузданный, жалкий, худосочный набор пустых слов Александра Петровича присутствует в каждом его стихотворении. Он сам себя критикует:
Да что мой стих – соперник прозе?!
Он недописанным поник.
Да не поник Ваш стих, Александр Петрович, он просто он никогда и не возвышался. Всё, что Вы делаете, никогда не востребуется. Вы – литературный мытарь, приспособленец, Вам вообще не место среди литераторов. Настанет день – и Вы ощутите справедливую ненависть к себе, исходящую от пишущей братии. Вам бы спесь сбросить, перестать создавать у себя на родине, в деревне, свой персональный музей, учиться бы работать со словом на секции поэзии Российского Межрегионального союза писателей. Неужели Вам до сих пор не понять, что до Вас снизошли, приняв Вас в наш Союз? Что Вам оказали доверие и выдали этот аванс? А Вы оскорбили руководство Союза и занимаетесь развальной деятельностью. Стыдно за Вас. Перестаньте переоценивать свою значимость – её в современной литературе по гамбургскому счёту попросту не существует.
Обрушить тишину стихом
Спешу, где только бродит леший,
Где птицы ближние тайком –
На ветках ждут мои депеши…
Вот-вот, туда Вам и дорога! К лешим, водяным, ведьмам и барабашкам. С ними Вы найдёте общий язык, и будете своими литпобрякушками пугать людей и «ближних птиц». А что, есть ещё и дальние птицы? Да, Вы пишете «депеши», а я стихи, и мне Ваша абракадабра не понятна. Здесь, Александр Петрович, Санкт-Петербург – культурная столица России, и окололитературная фальшь здесь не проходит:
… Праздный я потомок сельский
Клал в поленницы слова…
Да не класть надо слова в поленницы, класть надо в другом месте! А над словом работать надо. Стихи писать трудно… Больно. А Вы, Александр Петрович, дурака валяете.
… Всё ж спасение – в работе,
В длинноножущих делах,
Одному – на огороде,
А другому – на словах.
Оставляю эту околесицу без комментариев и считаю, что автору на огороде было бы куда лучше. В книге «Внезапные строки» автор в стихотворении «Воруем» говорит сам о себе:
Воруют строки из поэм!..
Далее:
Воруют пепел из строки…
И подытоживает:
Погаснет воровская повесть…
Наш, как он сам себя называет, «эталон секции поэзии Российского Межрегионального союза писателей» очень рвётся в организацию, руководимую богохульником и матерщинником Борисом Орловым, рождённым близ деревни Дурасово. Именно в этой организации создаются все условия для выходцев из сельской местности, там словно создан филиал для пришлых деревенских графоманов.
Следует заметить, что в основном названия стихотворений Эталона Плагиатовича, ой, простите, Александра Петровича, – нелепые. Порой и вовсе глупые, соответствующие воображению нашего автора. Например: «Жестокая жизнь, как хозяйка». Читаем:
Жестокая жизнь, как хозяйка, срезает цветы…
Чья это жизнь-то такая жестокая? Какие цветы она срезает? Где? У кого? Когда?
Кричать уходящим слова о любви – не резон…
Кто уходит? Куда уходит? Кому не резон кричать слова о любви и каким это «уходящим»?
Но кто-то кричит и грозится в начале версты,
С надеждой и жаждою ждёт утешителя он.
Кто кричит? Кому кричит? Кому угрожает? И почему он страдает от жажды – с похмелья, что ли? И кто такой этот утешитель?
И много ли смысла, когда неуютно нам жить?
Всеобщее дело для нас – вавилонская башня.
В чём нет смысла? При чём тут смысл? Жить Вам неуютно, Александр Петрович? Если Вам мерещатся вавилонские башни, бегите в храм, а потом раскройте соответствующие энциклопедии – легче станет.
Ой, а концовка-то какая! Ну впрямь соответствующая «литературному эталону»:
…Слова покрасивее ищем, а каша – во рту.
Болото – оно и должно оставаться болотом.
Играем навылет, и быть нам в холодном поту…
Вам-то, Александр Петрович, от своих ужастиков да от своей неуёмной бездарности действительно остаётся только краснеть и потеть. Но за других, пожалуйста, не несите ответственности.
Однако вернёмся к «эталонной поэзии»:
Удел людей – удел окурка, –
Сказать отважился поэт.
Проспектом шли, а в переулке
Остался наш последний след.
Вы, Плагиат Эталонович, ой, простите, Александр Петрович, помните, что «прокурор» в той же палате, где и «наполеон», и «удел окурков» оставьте себе, нам не по пути с Вами, а также и с Игорем Северяниным, которого Вы в данном стихотворении литературно обокрали. Идите в этом переулок сами, других за собой не зовите и оставайтесь среди тех людей, которым законы не писаны.
Очередная эталонная «прелесть» ждёт читателя в стихе «У кафе “Бродячая собака”»!
Здесь бывали Блок и Бродский, вот следы их на снегу.
Нынче взгляд куда ни бросишь, без оглядки все бегут.
Во даёт! В каком таком заповеднике сохраняются на снегу следы поэтов? И где есть такие места, в которых куда ни бросишь взгляд – все бегут? От кого бегут? Зачем бегут? За кем бегут? А почему бы, учитывая плагиаторский талант нашего автора, не написать слова из киношедевра, вложенные в уста одного из «джентльменов удачи»: «Динамо бежит?» – «Все бегут!».
А вот, господа читатели, новый перл:
Меня другим не отдавай,
Поленом назови иль хреном…
Ешь вдоволь, словно каравай…
Готов быть я твоим поленом,
Встань на него. Не больно мне,
Так долго ждал прикосновенья,
Приятна тяжесть мне вдвойне,
Ещё приятнее волнение!
Да не волнуйтесь Вы, Каравай Поленович, ой, пардон, Александр Петрович. Нормальная женщина, услышав такой стих, скажет: «А пошёл бы ты, старый хрен, полено проклятое, сам себя грызи, каравай деревенский, да и вставать я на тебя не буду, я мазохистов не обслуживаю» – и сбежит за тридевять земель. Поражает полнейшая абракадабра в кульминации стиха.
Решиться трудно, знамо дело.
Сорви, попробуй суть на зуб.
Раскусишь душу, властвуй смело…
Откуда несчастная женщина должна срывать суть, пробовать, надо полагать, одним единственным зубом на вкус, да ещё непонятно чью душу кусать до изнеможения? Тему «Не отдавай» продолжает тема «Не подари»:
Не подари себя другим,
Неправедным, не в меру лживым,
Себя себе побереги
Для звонких нот и не фальшивых.
Другим себя не отдавай,
По капле выберись из плена,
Уймётся бурная молва
Сродни отливу под Селеной.
Кого автор призывает не дарить себя другим? Кто тут праведный, а кто не в меру лживый? Себя берегут для себя, а не себе. Каким образом этот объект должен извлекать из себя звуки звонкие? Что это: гитара, скрипка, а может быть, балалайка, которая не должна отдавать себя никому, и как это «по капле выбираются из» какого-то «плена»? Кто распускает, о ком или о чём, бурную молву? Впрочем, если автору совсем невтерпёж и так приспичило, он может «отлить» и под Селеной. А Селена-то тут откуда? Автор что, древний грек? С какой стати она здесь приплетена?..
Вы, Каравай Поленович, простите, Александр Петрович, поэзии у Ильи Фонякова учились? На так называемых «высших литературных курсах»? А не желаете ли прочесть о фоняковском творчестве мою статью «“Я – заяц, я почти что вор”, или Двести сорок страниц своего “Я”»? Очень жаль, что учить стихосложению зачастую пытаются авторы, сборники которых давно перекочевали с книжных полок на питерские помойки.
Впрочем, в концовке стиха Селена всё-таки превратилась в луну:
Не плыть луне по небу слепо.
Не будем мешать дальнейшему обрусению небесных светил и обратимся к другим темниковским «шедеврам».
Разве мы виноваты, что счастье познали в беде,
Что земля на Земле, а луна на Луне – неразлучны.
Что от тяжести слов разойдутся круги по воде
Там, где ссора кипит, где себя губят собственноручно.
Счастье наш автор познаёт в беде. Может быть, бед Вам пожелать для полного счастья, Хрен Селенович, простите, Александр Петрович? А это что за бред о Земле и Луне и о лунно-Лунной неразлучности? Что за слова тяжёлые бросаются в воду? Кто ссорится? Кто себя губит? А не сами ли Вы себя губите, Александр Петрович?
И круги по воде, и кругом беда – царь – закон!
Он единый для белых, для жёлтых, и для темнокожих.
Дальше ужас этого стиха не буду комментировать, но надеюсь, что автор лично знаком с царём, который издаёт законы о круговой беде, несущей счастье для неизвестных существ всех цветов кожи.
Дни лезут в крутую гору,
Слезами их не догнать.
На какую гору лезут дни? Кто послал догонять эти дни чьими-то слезами?
В другом стихе читаем:
Бежим, как будто сердце жгут
Две строчки, что подобны краю.
«Поэты долго не живут –
Поэты долго умирают».
Досточтимый Хрен Поленович, извините, Александр Петрович, нельзя так нагло обкрадывать редактора трёх Ваших предыдущих книг: две последние строки знает вся Россия, они принадлежат поэту Дмитрию Киршину. Что-то Вы, сударь, совсем обнаглели, хоть бы в конце стиха ссылку сделали. Поражаюсь, как можно так беспардонно выдавать чужое за своё!
Но, может быть, хоть чем-то наш «эталон» порадует? Нет же, нет. Опять одна абракадабра или пьяный бред.
Подслушивал: о чём воркуют крыши,
Живя, как мы, на разных этажах,
И смех стены, за нею новый Ницше,
Она свет застит, объявляет «ШАХ».
Воркующие крыши? В каких это квартирах они живут на разных этажах? Кто этот новый Ницше, объявляющий шах неизвестно кому? Он что, шахматист? Полная бредятина!
Читаем дальше:
Они гудят, а кажется, что дремлют…
Кажется, так креститесь! Уж не страдаете ли Вы слуховыми галлюцинациями?
Желаю взять у них припевы песен…
Да, Александр Петрович, чья-то крыша куда-то поехала… Если Вы желаете взять у крыш припевы к своим песням, думаю, их трудно будет обокрасть. Однако из открытого письма Дмитрия Киршина мы хорошо знаем, откуда Вы берёте мотивы для своих песен: воруете у Александра Морозова и Александра Вертинского. Поучились бы лучше у членов Российского Межрегионального союза писателей Юрия Кукина или Александра Дольского, как надо песни сочинять! Кстати, не надо людям лгать про Юрия Кукина, он никогда не был членом Союза писателей России, а с честью, достоинством и гордостью носил звание члена РМСП.
Хочу закончить своё повествование разбором двух, на мой взгляд, омерзительных стихов Александра Темникова: «Судьба стиха» и «Строил стих».
А у стиха своя судьба, как у собаки.
И вряд ли скажет кто-нибудь, что это враки,
Она сама, поджавши хвост, залижет ранку,
Он жив, когда ему поётся спозаранку…
Ну, где ещё можно прочесть такую собачатину?
Слетают строчки с облаков: рождение – благо.
И если мясо есть в стихе – поймёт собака.
Собака-то кто? Уж не Вы ли, Александр Плагиатович, ой, простите, Петрович? Ешьте сами непонятно чьим мясом начинённые стихи и не предлагайте никому эту литературную мертвечину, а точнее – отраву. Не с облаков слетают Ваши строчки, а высосаны из пальца левой ноги. Ибо до таких литературных извращений мало кто докатывался.
Его и гладить будут, и шерстить глазами,
И в лай вникать, и сечь крикливыми лозами.
А от битья – собака он – залижет ранки
И приживётся, как щенок на полустанке.
Ещё раз призываю читателей вдуматься в абракадабристые «перлы» супер-тарабарского языка нашего автора с «шерстящими глазами», с лозой (надо полагать, виноградной), которая кричит!
И вот это всё наш автор называет поэзией! Перед нами не поэт, а вредный литературный жулик, изощрённый, завистливый, ненавидящий признанные таланты настоящих писателей.
Позор! Вон! Брысь! Фу! Вам, Александр Петрович, не место в литературе! Не музеи Вашего имени (!) нужно открывать, а поставить Вас к позорному столбу. Читайте «эталон» наглого, жалкого литературного прохвоста:
Строку лепил порой из глины,
Смотрел на строки свысока,
Вложить в них мог «подарок» мины,
Коль постаралась бы рука.
Ваши «глиняные» стихи, Александр Петрович, не нужны никому, и пока Вы будете смотреть на строчки «свысока» – тем более. Хотелось бы просто Вас спросить: как это Вы можете «заминировать» стих, да ещё назвать его «подарком»?
Строку тесал, как твёрдый камень,
И закалял её, как сталь.
Она проверится веками:
Стеклом останется? В хрусталь
Спрессует время, ты – читатель?..
Итак, дорогие читатели, осторожно: перед нами глиняно-динамитные, твердокаменные, отёсанные, стальные-закалённые вечностеклянные, но спрессованные и превращённые в хрусталь, а проще – изысканно бездарные, бессвязные (к прискорбию, залитованные) отбросы литературного мытарства нашего Абракадабра Эталоновича… простите-простите, Каменотёса Музеевича, ой, простите, Плагиата Апломбовича, а точнее – Александра Петровича Темникова.
Александр Петрович указал редактором книги «Внезапные строки» Дмитрия Киршина. Но, как выяснилось, это было сделано без ведома и какого-либо участия Дмитрия Николаевича. Какая наглая подстава! Какая непорядочность! Я уже начинаю сомневаться, что предисловие к книге написала Мария Амфилохиева. Это для меня загадка. Я всегда относился к творчеству Марии с большим уважением и, увидев её имя в этой книге, страшно огорчился. А наш Музей Плагиатович… ах, ох, извините, Александр Петрович, вновь пишет, видимо, о чужих песнях, которые нагло выдаёт за свои:
Приходят и уходят юбилеи,
Живёт и не стареет колея.
От песен недопетых я хмелею,
Надежду на дослушанье тая…
Ну, даёт, Конкурс Международович! Лауреат наш «многоразовый» (как автор сам себя называет), ой, пардон, всё забываю, что Вы – Александр Петрович.
Заканчиваю свою полемическую статью очередным шедевром Александра Темникова:
Зима одиночества бездной лежит под ногами.
На карту поставлена стужа и злая метель.
Они, не жалея нас, водят и водят кругами.
И ставят сугробы из прошлых и новых потерь.
Весна одиночества. Что же готовить к потере?
Не существует ни зимних, ни летних, ни весенних «одиночеств» – это очередная дурь. «Стоять на бездне» невозможно. Кто и зачем поставил на карту (видимо, игральную) стужу и злую метель, которая нас водит кругами неизвестно почему, где и зачем? И что это за сугробы прошлых и новых потерь? Пусть разберутся с Александром Темниковым в соответствующих лечебных учреждениях «прокуроры» и «наполеоны» – и совместными усилиями вылечат его от внезапности строк.